Four matching calluses on our fingertips

Я шла по сугробам и по грязи, по лужам и по белому, вымороженному асфальту, покрытому зимними московскими солончаками. Мимо покосившихся гаражей и мимо элиток, мимо майбахов и их надменных пассажиров, мимо пикетирующих жертв Чернобыля, мимо граффити с имперками, мимо бодрых бабушек с полосатыми лентами, мимо отрешенно целующихся, смертельно влюбленных друг в друга лесбиянок. Я шла, как Саша по шоссе, как Нэнси по Кингс-роуд, бесстрашно, как Маруся, идущая в наступление, робко, как селянка идущая по стёжке за водой. И не было никакого другого смысла, кроме этого вечного движения, и, наверное, впервые у меня получилось принять эту мысль без боли.
Но если однажды это закончится, если наутро я умру, принеси для меня белоснежных гортензий. Да, я знаю, конечно, все должно быть не так. И если мир когда-нибудь все же рванет разноцветной петардой, мы должны будем оставить наши тела среди огня и порохового дыма, уйти в вечность, оставшись в памяти лишь на выцветших снимках среди улыбающихся современников. И я хочу, я так хочу оставить красивый росчерк и жирную точку в конце, бесконечно блуждать по мирам и в каждой новой жизни снова встречать тебя. Как в том фильме, который мы однажды смотрели вместе, попивая огненно-горячий пунш. Он был слишком крепким, но это было в тему, внутри от него все горело, и я тоже сгорала, я чувствовала, как с каждой минутой становится все меньше меня и все больше вечности.

With your thought in mind
I walk the streets down to the shore
And I sink into the Pacific
This is evеrything up to now ending
It was nice to believe for a while.
("Beginning in an ending", Against Me!)

Я чувствовала то же самое, и, может быть, тоже шла по улицам, как Лора, где-то на противоположном берегу Тихого океана.
Но я знала тогда, что ты тоже любишь море, что ты тоже любишь меня.
И этого было вполне достаточно.

Удивительный тогда был день.
Говорят, это гендерное: женщины всегда зачем-то запоминают важные для них даты. Но мне кажется, дело не только в этом.
Я помню, какая была чудесная погода. Я выползла на улицу без мысли и без цели в душный и тягучий полдень. Он был медленный и теплый, как кисель, и редкие люди тоже двигались в нем медленно. День застыл, да и время, наверное, тоже остановилось. Я прибрала остатки погрома на кухне и вышла. Я надела самую простую футболку и самые простые джинсы - мне казалось, надень я что-то другое, люди меня спалят, догадаются, почему я такая счастливая, и тогда мне снова придется оправдываться. И выйдя за порог, я замерла от красоты, - настолько прекрасной была тишина вокруг. Я не знала, зачем иду в магазин. Накануне я потратила почти все деньги на вино и цветы, но это меня не беспокоило совершенно. Я вошла в супермаркет, словно в муравейник. Вот куда подевалась вся жизнь с улицы! А здесь все было по-старому, никто не почувствовал изменений. Люди суетились и набивали тележки, толкались, ругались и спорили. "Ты дура!"- молодой человек за что-то злился на свою девушку. "А ну тихо! Веди себя прилично!" - мама огрызалась на чересчур активного карапуза. Привычный мир с двумя полюсами, где женщины всегда с мужчинами, а парни с девушками, их правила приличного поведения, логика повседневности, заботы выходного дня и перспективы дня завтрашнего - все это настолько не соответствовало тому, что я только что пережила, что я явно ощутила себя инопланетянкой. Но я смотрела на них без высокомерия. Я просто вдруг поняла, что живу в другой реальности, без всего этого, и мне легко, словно рамки, которые меня ограничивали долгие годы, вдруг рухнули, а мне даже не пришлось их ломать. Если бы на меня тогда упал кирпич, или меня бы сбила машина, или вдруг из подворотни налетела бы толпа бонов - мне не было бы обидно. Бывают моменты, когда становится не жалко умирать. Когда ты вполне готов поставить точку. Не от отчаяния, не от боли, нет, совсем по-другому.
От важности этого момента. От полноты ощущения. От внезапно посетившего откровения.
Потом, конечно, обычно случается еще много важного и нужного, и уже так не думаешь, но в такие моменты бывает именно так.
Ощущение пережитой огромной личной свободы всегда дает это ощущение.

Я сидела на залитой солнцем кухне и пила ледяной лагер. В тишине. У меня не было никаких желаний. Я была полна до краев.
И мне казалось, что вместе с пивом я пью и драгоценную свободу.
Конечно, я уже никогда не смогу забыть этого.

Никак не могу понять, почему ее написала не я. Такое ощущение, что каждый звук и каждую букву прочувствовала и выпила до дна.



( Текст и мой вольный перевод - лишь бледная тень этой экспресcии... )

Правда, у меня стойкое ощущение, что эта песня о любви женщины к женщине. Но столь острое мое восприятие только доказывает, что никакой разницы тут нет.
Love is love.
За любовь, дамы и господа, а также все остальные.
Cheers.

Из окна пятиэтажки на весь двор дурным голосом по-весеннему страдальчески завывает Шнуров:

- А,ну гдеее же вы,бляади??!..

Пронзительная теплая тишина этого дня, ласковый ветер, можно идти неторопливо, слышать,что кто-то на скамейке смеется.
Когда так спокойно, кажется, будто на земле вечное утро.
Никаких резких звуков, где-то далеко пиликает фоновая синичка, воркует над головой невидимый голубь, и только Шнур надрывается из окна хрущевки, и вдруг резко смолкает.

Ты наверное сейчас на какой-нибудь крыше, а я здесь, прикрепленная к земле законом гравитации, фигура, зажатая между двух мгновений. У меня забрызганные грязью колготки, но я все равно хорошенькая. И я могу идти, куда захочу.
И ты знаешь, я даже верю сейчас в то, что мы всегда будем вместе, мы всегда будем молоды, и мы никогда не умрем.

Я хочу пить пиво на улице. Не напиваться в дребаган, не блевать и ползать, а просто шагать в заданном направлении,почти не отрываясь от горлышка, как это делают питерцы. Потому что это помогает мне думать. Потому, что я оживаю и переношусь в свой придуманный мир, когда так делаю. В этом мире никто не спешит, все умеют созерцать, и уж точно никто никого не одергивает за рукав за выпитую пинту. Как это объяснить нашей доблестной милиции(полиции, простите)?

Нет, я не хочу пить пиво дома, развалившись на диване, хотя дома - это еще не так плохо, как в баре, где не продохнуть от духоты,чужих разговоров, сомнительных одеколонов и табачного дыма. Я не хочу пить пиво в гостях, где мне щедро предложат закуски и хорошего кино. Я хочу брести по улице, неся бутылку в кармане пальто, и снова чувствовать, что я там, где и должна находиться, и чтобы ветер дул сильно, словно в последний раз. Я хочу не быть алкоголиком, но быть страстной пьяницей, и все же выделяться среди других таких же пьяниц. Следить за стремительным потоком мыслей и быстрых ручьев, мерзнуть, оттого, что поддалась на уловки весеннего солнца и решила, что уже тепло, пить пиво, которое не нужно охлаждать - потому, что оно и так идеально прохладное, - и заново учиться отключаться от внешнего.И чтобы ботинки сверкали на солнце, как зеркало! Пропускать через себя будущие строки или драгоценные воспоминания и воображать себя поэтом - да, именно, воображать себя поэтом! Как тогда, когда мы были совсем незрелыми,и нам не продавали пива - мы упрашивали несвежих дяденек купить его для нас,напивались с бутылки Балтики-девятки, а потом тащились куда-то, играли песни в самых немыслимых подворотнях, записывались на аудио-кассеты, мечтали стать рок-звездами. Лифтеры гоняли нас с крыш, потому что считали, что мы залезаем туда, чтобы ширяться, а нам хотелось увидеть город глазами птиц. А бабки гоняли нас из подъездов, где мы норовили заняться любовью - секс пугающе пах сигаретами и дешевыми пирожками с картошкой, но никогда уже не забывался, впитываясь в кожу, он бежал по жилам вместе с кровью. Музыку мы слушали там же, и она проедала нас, как кислота, навсегда заражая душу, поглощая мысли, изменяя сознание. Никому из нас так и не удалось от этого оправиться.

Я не могу вам ничего рассказать про героин,у меня не найдется слов, чтобы описать ощущения от ЛСД или опиума - я была трусихой и не познала их.
Но я точно знаю, что музыка, секс и алкоголь - великолепные наркотики.

Это сейчас я могу запросто потушить красную рыбу под сливочным соусом, забабахать свинину по-китайски, курицу по-гавайски или суп мисо по-японски. Конечно, так было далеко не всегда. Я - единственный ребенок в семье, к тому же избалованный, меня никто никогда не напрягал необходимостью учиться готовить, пока я сама не попросила поделиться рецептами. Ну, когда-нибудь это должно было случиться, и вот в 13 лет я поимела первый, полностью самостоятельный кулинарный опыт. Я простудилась и вместо посещения школьных занятий торчала дома с температурой 38. Моя бабуля, у которой я частенько ночевала, когда училась в школе, ушла куда-то на базар, часа на три. А я заскучала в одиночестве и позвонила - не по мобильному!, а конечно, по городскому телефону - своему приятелю Стасу, в которого я была безумно влюблена. "Угу, - сказал Стас в трубку. - Приду." И прогулял уроки - правильно, а как иначе? Пока он брёл до меня, попутно похмеляясь и, вероятно, заходя еще куда-то, так как шел он долго, я решила, что неплохо бы чего-нибудь приготовить съестного - сейчас я думаю, что это, наверно, сработал заложенный в женщинах специальный инстинкт))). Из продуктов я выбрала пару килограмм картошки, специи и подсолнечное масло, а готовить стала вовсе не приворотное зелье,а просто-напросто чипсы. Нарезав картофелины тонкими ломтиками, я принялась энергично все это обжаривать в масле. Скоро в кухне стало не только жарко, но и весьма туманно. Я призвала на помощь бабулин тазик для стирки и складывала туда готовые "чипсы", куча получилась будь здоров, на целую толпу Стасов хватило бы, если с пивом.
Когда на пороге появился мой герой, его от меня скрывала почти сценическая дымовая завеса с ароматом картофеля. Стас зашвырнул одну кедину в один конец коридора, другую - в другой, а косуху поставил в уголок - стильный парень, ничего не скажешь.
- У тебя что-то горит! - добродушно заметил Стас.
Он вообще был очень добродушный, весь, и ирокез у него больше был похож на разодранное кресло - настолько волосы были кудрявые и стояли торчком.
- Не, не горит, - успокоила я. - Это я чипсы пожарила.
Милый, милый Стас! Он съел почти половину, хотя на вкус это было, мягко говоря, не очень. Я теперь даже сомневаюсь - может он все-таки любил меня, ну хоть немножко?
Через полчаса он засобирался куда-то. Я попробовала обнять его в коридоре, но ничего не получилось. Мне хотелось, чтобы он меня полюбил немедленно, ну хоть на этом вот красном ковре в зеленую полоску, но он почему-то не очень с этим торопился, наверное, слишком устал после поедания моих чипсов.
- Ну я пойду, - заявил он. - Спасибо. Пока! Выздоравливай...
Закрыв дверь, я измерила температуру. Градусник показывал 36.6.
* * *
Позже, после короткого, но динамичного романа, мы со Стасом расстались, очень тяжело и некрасиво. И перестали общаться. Совсем. Когдя я очнулась и поняла, что всё-таки не умру без него, решила научиться готовить.
Так, на всякий случай.

Надо что-то сделать. Посчитать баранов, сделать три глубоких вдоха, пропеть мантру ОМ. Вылакать поллитру ледяной перцовки и заболеть. А наутро принять холодный душ и записаться в космонавты-волонтеры. Что-нибудь, чтобы отвлечься.
Меня во мне слишком много для меня и мне душно. Задыхаюсь, и какой-то тайный недруг словно вставил в горло распорки. Я не сплю, ем через силу, не могу ни о чем думать. Нет воздуха, нет места.
Сколько еще просить? Не надламывай веток, не бросай недописанных песен, недосказанных признаний, недочитанных книжек, надкусанных яблок. Захотел взять - бери целиком, не морозь у дверей, не оставляй гнить на солнце. Нельзя всю жизнь разбивать душу на осколки - в них лишь кусочки моих отражений, и никогда - я целиком. Прислушайся, приглядись, отвлекись на минуту - разве это не важно? Посмотри мне в глаза, пойми, умоляю, увидь, со мной случилось НЕЧТО, мне тесно, хочу вылиться, излиться, пролиться куда-то, и снова задыхаюсь. Задыхаюсь и не умираю. Поразительно живуча. Меня так много - прошу, забери все. Не дроби, не отламывай по куску, не мучай - все забирай, со всеми потрохами. Если захочешь взять - забери все, а если не осилишь, тогда лучше вообще...Нет, постой же!
Просто пойми, просто прими меня, и тогда тебе никогда больше не придется спрашивать, почему я плачу. Попробуй хоть раз в жизни объять необъятное.
Я плачу, оттого, что люблю тебя, оттого, что мое тело слишком мало для того, чтобы вместить эти чувства. Впрочем, признания хороши только для бульварных романов. Слово - неподходящий сосуд для чувства. Все, что ты скажешь, уже сказано кем-то, забыто и заезжено, устарело и опротивело. Мне снова не уместиться в слова. Никак. Впрочем, куда нам от этих слов. Пущай воняют.
Просто: захочешь взять - бери целиком. Пожалуйста, пожалуйста! услышь меня! забери меня, забери всю, и ничего не оставляй.Пожалуйста...
_________________________________________________
Он снова не слышит...