Four matching calluses on our fingertips

Очень хорошо помню, как впервые услышала СашБаша. Был 2002 год, мне было 15 лет. Я увидела у отца чью-то - не один раз наверное - переписанную кассету с надписью на торце: "Александр Башлачев". Вспомнилось, что читала про него, слышала от кого-то, всплыли в памяти чужие яркие эпитеты рядом с его именем. Слишком на много лет мы разминулись, живым я не могла его видеть.
- Эту кассету? - небрежно отозвался отец на мою просьбу дать послушать. - Да забирай, конечно. Только ее слушать невозможно, потом жить не захочется.
Я послушала, один раз, другой.
На кассете оказалась сборная солянка - вперемешку были записаны песни разных лет, с квартирников в том числе.
Из самых первых песен оттуда помню "Тесто", "Как ветра осенние", "Время колокольчиков", конечно.
Их и научилась играть прежде всего.
Была там и песня про поезд Свердловск-Ленинград и назад, незабываемая вещь, прожегшая душу, словно кислота.
Это было прямое попадание.
Отец был прав: жить совсем не хотелось. И в то же время хотелось с удвоенной силой.
Так Башлачев остался в моем сердце навсегда, вместе с искрами электричества и вирусами новых нот в крови - настолько близкое родство я чувствовала с человеком, которого никогда не знала лично.

Сегодня у этого человека, так сильно на меня повлиявшего, день рождения.
А та кассета, этот символ минувшей эпохи, подписанный чужим мелким почерком, наверное, до сих пор лежит где-то дома.

Я шла и купила мимозы, чтобы можно было считать себя почти Маргаритой, просто потому, что только я одна ехала домой с работы без цветов.
Чтобы на столе поставить стакан и в него маленький пучок странно пахнущих желтых шариков.
И настроение сегодня столь же странное...

-Вам нравятся мои цветы?(с)

С праздником весны всех, девочки!
Пусть грусть уйдет от тех, кто грустит.
Пусть у вас будет радость в душе и букетик на столе.
Если некому подарить вам цветы, купите их сами. Они не будут от этого хуже.
Самый первый мой серьезный мужчина, тот, с которым мы были вместе более двух лет и прошли огонь, воду и медные трубы, никогда не дарил мне цветов. Может, ему не приходило в голову, что девушка, подобная мне, может любить такие глупости. Может, ему это казалось расточительством, ведь он всегда был немного скрягой. Я не задумывалась об этом и не обижалась. Несколько раз на 8 марта я покупала цветы сама и приносила домой. А мама, ждавшая меня дома, думала, что это он дарил их мне. Может, я даже сама так думала. Мне не хотелось признаваться маме, что он об этом даже и не вспомнил. Я до сих пор ей не призналась. Даже не знаю, кого я больше обманывала, себя или ее.
Потом у меня, конечно же, было много цветов, от любимых мужчин и даже просто так, но я до сих пор помню, как заходила вечером 8 марта в ларек за цветами. Мне было 16 лет, хотелось чувствовать себя любимой женщиной, как этого хочется, наверное, в любом возрасте. И когда я смотрела на эти цветы в вазе, кажется, мне это почти удавалось.

Я помню свой первый поцелуй, помню отчетливо, как это случилось. Мне было 13. Мы с подружками пошли на сейшен - не помню даже, кто играл, все в перемешку, кажется.Была середина осени, промозглая такая, сырая погода. Мы сидели в парке перед зданием ДК и глушили алкоголь, не разбирая. С тобой же я познакомилась уже на самом концерте...

Дима, ты помнишь как я тогда выглядела?Я вот точно знаю, потому что у меня сохранилась фотка с того вечера.Глаза криво подведены черным карандашом, всклокоченные волосы ровно наполовину сожжены перекисью. Черная майка, джинсы синие, мамины. Мама еще не знает, что на джинсах я вырезала дырки.Блин, ну красотка просто, хоть стой, хоть падай. Еще на мне джинсовая жилетка, одолженная у приятеля, вся утыканная булавками -они украдены из бабушкиной шкатулки, где она хранит пуговицы.На руке самодельный напульсник - канцелярские кнопки на дермантине.Руки истерзаны бритвой, а поверх замотаны черными шнурами во много слоев.Я постоянно носила эти шнуры и так туго их завязывала, что запястья у меня так и остались тонкими.

И когда мы успели познакомиться? Все как-то очень быстро случилось. Со сцены заиграли какой-то медляк и мы стали танцевать.Я не помню, чтобы меня до этого кто-то приглашал на танец - по-моему, не было такого. На тебе был огромный серый свитер грубой вязки,почти до колен. Когда я касалась твоих плечей и рук, мне казалось, что я трогаю пуделя. Свитер пах шерстяным теплом.Потом ты еще что-то говорил, но было плохо слышно из-за громкой музыки.Мы как-то внезапно сблизились и наши губы слились.Первый поцелуй со вкусом сигарет и горечью только что выпитого пива.Сначала я даже не поняла, что произошло, ощущения были какие-то странные - что-то мягкое, скользкое и упругое тихонько движется во рту. Не приятно и не противно - странно, одним словом. Секунд десять прошло, прежде чем я поняла, что это и есть то самое, первый поцелуй, я же его так ждала!И тогда я расслабилась и поддалась этому.

Так мы негласно стали встречаться. Или мне показалось?
Ты приводил меня домой, тогда еще существовала эта улица и этот дом.Старый двухэтажный дом.
У тебя в комнате валялась пара одеял и куча всяческого хлама.Идя по квартире, нужно было постоянно перешагивать через колонки, коробки, гитарные шнуры...Вся стенка у тебя была исписана и изрисована. Похоже, каждый, сюда входивший, оставлял надпись на память.И я тоже записала там свои стихи, из самого раннего, очень детские и очень грустные.
Помню, как мы подолгу сидели, слушали музыку, а потом ты расстегивал джинсы и я делала то, что мне и самой ужасно нравилось...

Знаешь, я пишу все это, сидя на клумбе анютиных глазок. Я очень люблю эти цветы, они у меня ассоциируются с радостью и волей к жизни. Я сижу и втыкаю на Садовое кольцо.Странно все это, я помню, в те времена, если кто-то из ребят ездил в Москву (один! без родителей!), то мы слушали его рассказы так, словно он с Северного Полюса вернулся...
Вот я сижу, а на меня очень странно косятся люди.А мне хочется, чтобы мимо прошагали какие-нибудь панки, и я бы тогда стрельнула у них немного пивка.
А они все не идут почему-то.

А ты ведь теперь не такой, да?

Однажды я спела для тебя. И мы после этого стали петь песни на улицах. А потом ты пригласил меня на бэк-вокал в свою группу!До сих пор испытываю все тот же детский восторг. Мы притаскивались на репетиции впятером и отдавали по десятке хозяину реп-базы. Этот чувак здорово смахивал на торчка.
А дальше начиналось чудо-действо. Гитары взвывали, взвизгивали, фуззили, фонили в колонках,неловко бухал бас, прозрачно позвякивали тарелочки.Иногда что-то совсем не получалось, иногда выходило почти хорошо, как бы то ни было, я была счастлива!Я ведь ощущала себя настоящим музыкантом!
Помню, как я переписывала от руки твои тексты, чтобы выучить наизусть, а ты смеялся, когда я делала ошибки. Я не знала, что такое напалм, не представляла, чем занимается медицина катастроф, даже слова "прораб" не могла написать грамотно.Твои панковские, остросоциальные тексты я понимала дай Бог если наполовину!Но ведь мне только исполнилось 14! Ты был на три года старше, а это все равно, что пропасть. Сколько раз я жалела потом, что встретила тебя слишком рано! Даже будь мы ровесниками, я всегда была бы позади на десяток шагов. Ты и в школу пошел в 5 лет, и экзамены в институте сдавал разве что не экстерном.

Знаешь, я уже так долго сижу здесь, что мне кажется, если я вспомню все, то анютины глазки завянут и настанет осень. И тогда можно будет незаметно плакать, потому что пойдет дождь...

Помню, как картинку: ты сидишь у меня на даче, моя мама задумчиво наблюдает твои манипуляции с газетой и горкой зеленых бошек.
-Ты что, будешь ЭТО курить здесь, при мне? - удивляется мама.
-Ну конечно.

Ты очень красиво улыбался. А в остальном ничего приметного в тебе не было. Волосы темные, глаза очень светлые. Одежда совсем простая - рубашка в мелкую клетку и короткие бриджи, смешно вышитые по нижнему краю "козликом". "Сам вышивал", - хвастался ты.
Тебе не нравились ребята, которые разгуливали в модных майках, дорогих английских берцах и косухах с килограммами металла.
"Фу, декораторы!" - только и говорил ты.
Еще помню у тебя был длинный черный кожаный плащ. Из той породы, что только в секонд-хендах встретишь.Однажды я на спор залезла в фонтан, в одежде, потому что стеснялась раздеваться. Потом, когда все изнемогали от жары, я дрожала от холода, и ты меня прятал под этим плащом...

Мне так жаль, что мы поругались. Знаешь, после этого что-то внутри у меня опустело. Прошло 10 лет, а пустота осталась...
Твоя группа распалась. Ты побросал вредные привычки и занялся совсем иной музыкой.

С тех пор я видела тебя только дважды. В первый раз мы случайно пересеклись, и я попросила тебя записать одну из моих песен.К тому времени ты уже соорудил дома, на новой квартире, небольшую студию. Я сидела, играла на твоей гитаре, а ты смеялся, сравнивая это с Гражданкой.Потом ты сам доигрывал куски песни, накладывал сольные партии...Я сохранила тот диск. Не похоже это ни на какую Гражданку.Я пришла к тебе писаться с мужем - я тогда уже(или еще?)была замужем. И все-таки, когда я пела, сидя напротив тебя, мой голос дрожал. Это слышно на записи. За это я и не люблю ее.
Потом я случайно попала на твой концерт. Это был последний раз, когда я тебя видела. Ну а ты со сцены вряд ли мог меня разглядеть.
Что случилось после, я не знаю.

А ты знаешь, Дим, что я до сих пор считаю тебя гением?
Помнишь, тебе очень нравилось, как я пела песни Янки. С тех пор я почти все их забыла. А твои песни помню до сих пор. Некоторые даже могу сыграть. Даже помню одно гитарное соло! Нет, это уже не я помню, это мои пальцы.

Почему так, а?

Сегодня больше не могу молчать,
Когда глаза твои застыли в небе, полном звезд,
Тебя терзает холод оттого, что ты забыл вкус слез.
Сегодня больше не могу чего-то мирно ждать,
Чего-то ждать, тая немой вопрос,
Ждать неизбежного исхода нашей битвы.
Спросить тебя - услышу только кучу фраз,
Мне непонятных лозунгов кричащих вместо слов молитвы.

Чего ждешь ТЫ, пиная дверь ментовской будки,
Словно в малолетстве?
Чего ты ждешь, мужчина с головой, дожившей до седин,
С душой, убитой в раннем детстве?

Кого винить ты хочешь в собственной шизофрении
когда глаза взирают в небеса?
И о какой стране, да и какой России
Ты можешь говорить, когда себя ты убиваешь сам?

Ты думаешь, что кем-то и давно все для тебя предрешено,
А я люблю тебя и мне не все равно.

Да как не стыдно, глядя мне в глаза, твердить, что любви нет
Когда ее ты каждый день находишь рядом?
Мешает перегар и дым вонючих сигарет,
И печень ноет - ею залитый сосед...
Да, это я каждую ночь питаю твою чашу с ядом!
Чтобы ты знал, что на земле покоя нет!
А хочешь, разнесу весь свет?!
Если понятней станет...

Ты говоришь, что в жизни нечего менять,
Все идеалы выкинуть из головы пора давно,
А я люблю людей и мне не все равно.

Вот так идем мы рядом - ты с довольной рожей,
И я - одетая вульгарно спутница твоя,
Я вся в слезах, я так устала жить, свою любовь тая,
Твой нигилизм жевачкой на ступнях прохожих...
Ты утираешь слезы мне, не злясь и не виня,
Ты так меня жалеешь, если плачу я,
А я жалею, что в твоих глазах так сухо и ни капли слез,
И в этом мы безжалостно похожи....

Ты говоришь, что все за нас предрешено,
И думать о любви нам не дано,
А я люблю тебя и мне не все равно.

Ну так когда наступит наконец-то время жить?
Не просто выжить, а дожить?!
Раскрыть
Пошире распахнуть глаза, хоть это сложно
Взглянуть
С веселым хохотом взглянуть на все, что невозможно,
Заткнуть
Всем рты, кто говорит, что всякий смысл ложен,
И голос, как лучи рассеять, выжигая песней все, что гложет...
Услышишь может
Тихий шепот?..

Я не хочу любви телесериалов,
Сиропом сладким льющейся с экранов,
Но мне не надо и такой нирваны,
Что помещается в таблетку из твоего кармана...

27 мая 2007
Казань
* * *

Такая погода, как сегодня - когда резко ударяет холодом посреди знойного мая или в разгар ласкового сентября, - всегда напоминает мне о наших с мамой позднеосенних поездках на дачу, на огород - в ту пору у нас еще был огород. Мы тащились туда без особой цели - надевали штормовки, старую обувь, какую не жалко, укутывались в теплые свитера с горлом и потом долго-долго ждали автобуса. Ездили мы обыкновенно без папы - он в основном был в командировках, а потом его не стало, и мы уже совсем всегда ездили только вдвоем. Автобус, везший нас, всегда был пуст, кроме нас еще два-три человека. У нас с собой была большущая пустая сумка. На объездной как будто бы вечно моросило, фуры тащились медленно, чаще заезжая в кафе, чтобы выпить кофе и погреться. Я всегда любила эти бессмысленные поездки, всегда такие безмолвные, полные какой-то задумчивости. Осенью мы почти ничего полезного не делали в этом огороде - разве только собирали последний урожай яблок - розово-белых, корявых и червивых, но всегда упоительно-сладких. Иногда мы сжигали мусор и сорняки. Когда я ворошила кучу сухой травы, из-под нее врассыпную кидались ловкие тельца прытких ящериц, салатовых и коричневых. Птицы больше не пели, озябшие деревья теснее жались друг к другу. Наши шесть соток располагались в поле, по соседству с сотнями других огородов, принадлежавших кому-то еще. Пронизывающий ветер дул со всех сторон, и руки краснели и опухали сами собой. Домика у нас там не было - вместо него стоял ржавый железный вагончик, в котором было невозможно согреться. Больше всего мне нравилось, когда мама доставала из сумки термос с чаем и ставила его на столик в этом самом обдуваемом ветрами вагончике. И мы тихонько ели бутерброды, почему-то всегда из булки и вареной колбасы, а еще холодные, просто ледяные, сваренные вкрутую яйца. Я всегда подолгу разглядывала желток - сизо-желтый, он напоминал мне бледный и далекий диск полной луны. Чай из термоса был такой горячий, что я всегда обжигала язык, зато пространство вокруг словно согревалось, а изо рта валил густой пар, когда мы говорили. С тех пор я полюбила пить огненно-горячий чай на холодном ветру.
Так мы проводили час или два: мама осматривала деревья, ощупывала кустарники, срезала последние, замерзающие хризантемы, складывала в сумку яблоки; я пыталась подпалить недосушенную траву, она не горела, а только дымилась, а я гонялась за ящерицами. Потом мы уходили, так быстро, что было непонятно, зачем тогда вообще приезжать. Наверное, маме просто почему-то хотелось приехать - я никогда не спрашивала, мне просто нравилось проводить время с ней. Мы говорили обо всем на свете, или вообще молчали, когда всё и так было понятно, а потом снова садились в пустой автобус и ехали обратно.

Пару месяцев назад нашла в старом фотоальбоме этот снимок, отсканила его и давно хотела запостить. Это, конечно же, Ижицкая Эльба, 2003 год, май. На фото мне 15 лет, Паппараци - чуть больше 20-ти.
Мне кажется ужасно романтичным тот факт, что мы были так близко и даже не перекинулись словечком. Хуже того, мы вообще не были знакомы!=)

( детали )

Захотела я тут побухать с Паппараци, но у него почему-то не нашлось на это подходящего настроения, и я направилась в магазин за пивом одна. Купила пива, суши. Стоит Сережка на кухне, строгает салатик. Я ему и предлагаю - давай, дескать, я утречком встану первая, сама приготовлю все, сварю, постараюсь, а он смеется - ну-ну, встанешь, как же=)И начался у нас разговор про разный бред, который люди спросонья выдают. Отчего и вспомнилась мне эта давняя история, которую я пересказала Сереге.
Когда-то давно, может помните, была такая клевая реклама майонеза Хеллманс - детишки строили многоэтажные бутерброды из всего, что есть под рукой, и намазывали это добро майонезом Хеллманс. В эти бУтики я влюбилась в первого взгляда и всегда делала сама такие же - огромные, высокие, слоеные - вареная колбаска, помидорка, огурчик, зелень, копченая колбаска, прочие овощи, зелень - каждый слой промазывается майонезом, и все это ассорти кладется между двух кусочков белого хлеба. С тех пор слово "хеллманс" всегда ассоциировалось у меня с бутербродами, а не с майонезом, а сами бутерброды - с детством и дачей...
Через несколько лет меня, уже подростка, будит мама в школу. А вставать мне ох как обидно - снится ме тот самый бутерброд-хеллманс из детства. Вот я его построила, несу ко рту....
-Настя, вставай!
-Ща, погоди, бутерброд доем...
Мамка смеется...Сон тает...
И тут как всегда эта наивная попытка его продлить - сейчас, глаза закрою и досмотрю, обязательно увижу конец!...А бутерброда уже и след простыл...

Серега улыбается.
-Прикинь, - говорит.- А твой бутерброд до сих пор где-то существует, и его не доели...
-Надеюсь, хоть кто-нибудь доест...
-Ты сама и доешь когда-нибудь.
-А где это - "где-нибудь"?В астрале?

Вот сижу я и думаю про этот застрявший в другом измерении бутерброд. Он ведь там уже давно... Как думаете, бутерброды в астрале портятся?

Ох, не люблю я это вспоминать!
 я ненавижу школу, ненавижу форму, ненавижу однобоко мыслящих учителей, что забивают в тебе всякую индивидуальность.Это не просто слова, это действительно так...
я ненавижу эту золотую молодежь. что получает хорошие оценки и благоволение учителей оттого, что их папочки и мамочки выделяют деньги на ремонт актового зала....
я ненавижу эту галиматью и последующие сопли о том, как мы все "тоскуем" по школе....какие у нас светлые воспоминания об этих незабываемых годах....
И самое смешное, те люди, которые тебя считалди в школе ничтожеством, пытались унизить, избить, подставить - встречают на улице и говорят:"Ой, Настюша, дорогая. сто лет не виделись! Как изменилась, похорошела, постриглась, путешествуешь?.."
Я ненавижу лицемерие, а атмосфера школы вся состоит из подстав.
Меня чуть не выгнали из школы в середине 11 класса за то что я пела песни на улице под гитару.
Я тогда заявила всем, что не изменюсь, и еще ни разу не пожалела о принятом решении