Four matching calluses on our fingertips

Я помню свой первый поцелуй, помню отчетливо, как это случилось. Мне было 13. Мы с подружками пошли на сейшен - не помню даже, кто играл, все в перемешку, кажется.Была середина осени, промозглая такая, сырая погода. Мы сидели в парке перед зданием ДК и глушили алкоголь, не разбирая. С тобой же я познакомилась уже на самом концерте...

Дима, ты помнишь как я тогда выглядела?Я вот точно знаю, потому что у меня сохранилась фотка с того вечера.Глаза криво подведены черным карандашом, всклокоченные волосы ровно наполовину сожжены перекисью. Черная майка, джинсы синие, мамины. Мама еще не знает, что на джинсах я вырезала дырки.Блин, ну красотка просто, хоть стой, хоть падай. Еще на мне джинсовая жилетка, одолженная у приятеля, вся утыканная булавками -они украдены из бабушкиной шкатулки, где она хранит пуговицы.На руке самодельный напульсник - канцелярские кнопки на дермантине.Руки истерзаны бритвой, а поверх замотаны черными шнурами во много слоев.Я постоянно носила эти шнуры и так туго их завязывала, что запястья у меня так и остались тонкими.

И когда мы успели познакомиться? Все как-то очень быстро случилось. Со сцены заиграли какой-то медляк и мы стали танцевать.Я не помню, чтобы меня до этого кто-то приглашал на танец - по-моему, не было такого. На тебе был огромный серый свитер грубой вязки,почти до колен. Когда я касалась твоих плечей и рук, мне казалось, что я трогаю пуделя. Свитер пах шерстяным теплом.Потом ты еще что-то говорил, но было плохо слышно из-за громкой музыки.Мы как-то внезапно сблизились и наши губы слились.Первый поцелуй со вкусом сигарет и горечью только что выпитого пива.Сначала я даже не поняла, что произошло, ощущения были какие-то странные - что-то мягкое, скользкое и упругое тихонько движется во рту. Не приятно и не противно - странно, одним словом. Секунд десять прошло, прежде чем я поняла, что это и есть то самое, первый поцелуй, я же его так ждала!И тогда я расслабилась и поддалась этому.

Так мы негласно стали встречаться. Или мне показалось?
Ты приводил меня домой, тогда еще существовала эта улица и этот дом.Старый двухэтажный дом.
У тебя в комнате валялась пара одеял и куча всяческого хлама.Идя по квартире, нужно было постоянно перешагивать через колонки, коробки, гитарные шнуры...Вся стенка у тебя была исписана и изрисована. Похоже, каждый, сюда входивший, оставлял надпись на память.И я тоже записала там свои стихи, из самого раннего, очень детские и очень грустные.
Помню, как мы подолгу сидели, слушали музыку, а потом ты расстегивал джинсы и я делала то, что мне и самой ужасно нравилось...

Знаешь, я пишу все это, сидя на клумбе анютиных глазок. Я очень люблю эти цветы, они у меня ассоциируются с радостью и волей к жизни. Я сижу и втыкаю на Садовое кольцо.Странно все это, я помню, в те времена, если кто-то из ребят ездил в Москву (один! без родителей!), то мы слушали его рассказы так, словно он с Северного Полюса вернулся...
Вот я сижу, а на меня очень странно косятся люди.А мне хочется, чтобы мимо прошагали какие-нибудь панки, и я бы тогда стрельнула у них немного пивка.
А они все не идут почему-то.

А ты ведь теперь не такой, да?

Однажды я спела для тебя. И мы после этого стали петь песни на улицах. А потом ты пригласил меня на бэк-вокал в свою группу!До сих пор испытываю все тот же детский восторг. Мы притаскивались на репетиции впятером и отдавали по десятке хозяину реп-базы. Этот чувак здорово смахивал на торчка.
А дальше начиналось чудо-действо. Гитары взвывали, взвизгивали, фуззили, фонили в колонках,неловко бухал бас, прозрачно позвякивали тарелочки.Иногда что-то совсем не получалось, иногда выходило почти хорошо, как бы то ни было, я была счастлива!Я ведь ощущала себя настоящим музыкантом!
Помню, как я переписывала от руки твои тексты, чтобы выучить наизусть, а ты смеялся, когда я делала ошибки. Я не знала, что такое напалм, не представляла, чем занимается медицина катастроф, даже слова "прораб" не могла написать грамотно.Твои панковские, остросоциальные тексты я понимала дай Бог если наполовину!Но ведь мне только исполнилось 14! Ты был на три года старше, а это все равно, что пропасть. Сколько раз я жалела потом, что встретила тебя слишком рано! Даже будь мы ровесниками, я всегда была бы позади на десяток шагов. Ты и в школу пошел в 5 лет, и экзамены в институте сдавал разве что не экстерном.

Знаешь, я уже так долго сижу здесь, что мне кажется, если я вспомню все, то анютины глазки завянут и настанет осень. И тогда можно будет незаметно плакать, потому что пойдет дождь...

Помню, как картинку: ты сидишь у меня на даче, моя мама задумчиво наблюдает твои манипуляции с газетой и горкой зеленых бошек.
-Ты что, будешь ЭТО курить здесь, при мне? - удивляется мама.
-Ну конечно.

Ты очень красиво улыбался. А в остальном ничего приметного в тебе не было. Волосы темные, глаза очень светлые. Одежда совсем простая - рубашка в мелкую клетку и короткие бриджи, смешно вышитые по нижнему краю "козликом". "Сам вышивал", - хвастался ты.
Тебе не нравились ребята, которые разгуливали в модных майках, дорогих английских берцах и косухах с килограммами металла.
"Фу, декораторы!" - только и говорил ты.
Еще помню у тебя был длинный черный кожаный плащ. Из той породы, что только в секонд-хендах встретишь.Однажды я на спор залезла в фонтан, в одежде, потому что стеснялась раздеваться. Потом, когда все изнемогали от жары, я дрожала от холода, и ты меня прятал под этим плащом...

Мне так жаль, что мы поругались. Знаешь, после этого что-то внутри у меня опустело. Прошло 10 лет, а пустота осталась...
Твоя группа распалась. Ты побросал вредные привычки и занялся совсем иной музыкой.

С тех пор я видела тебя только дважды. В первый раз мы случайно пересеклись, и я попросила тебя записать одну из моих песен.К тому времени ты уже соорудил дома, на новой квартире, небольшую студию. Я сидела, играла на твоей гитаре, а ты смеялся, сравнивая это с Гражданкой.Потом ты сам доигрывал куски песни, накладывал сольные партии...Я сохранила тот диск. Не похоже это ни на какую Гражданку.Я пришла к тебе писаться с мужем - я тогда уже(или еще?)была замужем. И все-таки, когда я пела, сидя напротив тебя, мой голос дрожал. Это слышно на записи. За это я и не люблю ее.
Потом я случайно попала на твой концерт. Это был последний раз, когда я тебя видела. Ну а ты со сцены вряд ли мог меня разглядеть.
Что случилось после, я не знаю.

А ты знаешь, Дим, что я до сих пор считаю тебя гением?
Помнишь, тебе очень нравилось, как я пела песни Янки. С тех пор я почти все их забыла. А твои песни помню до сих пор. Некоторые даже могу сыграть. Даже помню одно гитарное соло! Нет, это уже не я помню, это мои пальцы.

Почему так, а?

Они ехали в машине, далекие, как полюса Земли. Он был успешен, но не был счастлив, а она была хорошенькой, но не была красивой. А еще она была умной, но не была успешной. Так, словно кто-то похоронил в ней тысячу талантов. Ей ничего не удавалось, а ему удавалось все, и он гордился этим, а она жила сама по себе, как кошка. И он вечно ожидал ее в городах, из которых ни один не был ей родным. Но она никогда не жаловалась. Ее сильный характер скрывал невесомую, словно сотканную из кружев душу, а его вечное недовольство было лишь маской, скрывающей недобитую чувственность. Он погряз в бесконечном выполнении служебных обязанностей на работе, она не знала стабильности. Им ничего не оставалось больше, кроме как просто ехать вперед. Всю жизнь они притворялись, будто не интересуются друг другом. Они никогда не были вместе, им лишь приснилось, что один любил другого и однажды потерял, и они ехали вникуда, мучаясь этим странным притяжением противоположностей. По радио кто-то пел о том, что завтра никогда не наступит. В ней было слишком много цинизма, а в нем - чересчур усталости. Он всегда делал, как она просила. Она крутила им, как хотела, а он как хотел крутил руль автомобиля. Они могли бы стать героями дерьмового романа с несчастливым концов, но судьба сложилась иначе. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы когда-нибудь проститься насовсем, и были слишком разными, чтобы ужиться. Между тем, они не могли существовать друг без друга, как белое не бывает без черного, свет без тьмы, а любовь без ненависти. В хитросплетении собственных жизней они много смеялись и избегали смотреть друг другу в глаза.
Когда я смотрела на них, мне казалось, что я знала их всегда. Казалось, будто они существовали задолго до того, как я пришла в этот мир контрастов, мир, где он всегда успешен и несчастлив, а она - умна и неустроенна.

В этом мире тебе никогда не позволят работать меньше за меньшие деньги - иначе тут же найдется кучка умников, которые променяют высокую зарплату на личное время, а это никому не выгодно. И оттого тебе везде будут внушать, что ты должен работать больше и усерднее на благо того-то и того-то, воспитывая в тебе дебильно-сознательного гражданина,который вечно исполняет свой неискупляемый долг перед кем-то. И ты станешь вкалывать - все больше и больше, повышая обороты товаров, торговли, валют, экономики - а в конечном итоге - колеса - того самого, в котором ты извечно бежишь по кругу, подобно безмозглому хомяку, и где тебе вечно мерещится полосатый финиш в конце. Да только конца не будет. Ну конечно же, тебе будут предлагать все большую и большую зарплату, покупая твою свободу на обесценивающиеся бумажки с циферками, а ты даже не сможешь насладиться честно заработанным, потому что у тебя уже не останется ни времени, ни сил. Но это ничего - ведь все расходы продумают за тебя: ты станешь платить за все - и денег перестанет хватать - и тогда тебе придется работать больше, не замечая ничего вокруг. И тогда на улицах появятся толпы сумасшедших, и бездомные станут прыгать под поезда один за другим, ненужные, как бракованные единицы товара, только что сошедшие с конвейера - до тех пор,пока кровь на платформах не станет обыденностью, - но мы и этого не заметим. И тогда кто-то, цокая каблучками по красным лужам, верно, станет возмущаться по поводу сумасбродных бомжей, по поводу перекрытой линии метро. Она скажет: "Я ведь опаздываю на работу!", и даже не заметит, что погрешности Системы нельзя замазать даже кровью тех, кто почему-то в нее не вписался. А с неба будет также падать снег, такой медленный и печальный, что захочется, чтоб он почернел и падал на наших общих с вами братских похоронах. А в голове будут также толпиться страшные буквы, толкая друг друга, как вечно спешащие люди в метро, в этом городе, где продолжать питать Систему своим потом, кровью и спермой - просто преступление. И она побежит вниз по лестнице эскалатора, чтобы успеть на работу и взобраться вверх по лестнице карьерной - сегодня еще на одну ступеньку. Ей так же, как и тебе, пообещали карьерный рост, который ей не нужен, и успех, который лишен рода и лица, потому что лично ей ничего не дает. Если спросить ее, когда и почему весь этот бред стал реальностью - она не найдется ответить, потому что не представляет, КАК может быть по- другому. И ты, и она - вы будете вынуждены работать больше, чтобы обедать в городе - потому что готовить сами вы не успеваете. Вы должны работать больше - чтобы выплачивать ипотеку - ага, еще пару десятков лет - если вы вдруг дерзнули заиметь собственную квартиру. Вы должны работать больше - чтобы ваш ребенок мог пойти в хороший садик (ведь у вас нет больше времени оставаться с ним), а потом и в хорошую школу. Вы должны работать больше - чтобы купить машину, потому что в тот час, когда вы выволакиваете свои тушки из офисов городской транспорт уже перестает ходить. Да! - ему нужно больше работать,чтобы оплатить абонемент в фитнес-клуб, потому что он чересчур располнел от избытка сидячей работы. Ей нужно больше работать, чтобы покупать секс-игрушки, потому что ей нужно, чтобы кто-нибудь выеб, но на нормальный секс у нее не бывает сил. Тебе нужно больше работать - чтобы заказать доставку еды или свадебного платья - прямо в офис, потому что у тебя больше нет времени, чтобы самому это купить. Когда ты помрешь, то наверняка получишь свой гроб с бесплатной доставкой и пробником свежей землицы в подарок. Ты все еще не замечаешь, как абсурдна реальность? Ты должен работать больше, чтобы башлять деньги за то, что ты имел бы бесплатно, если бы работал меньше. Мы не работаем, чтобы жить - мы живем, чтобы работать. Круг замкнулся, а вы даже не поняли, где вас наебали...

А мне всех жалко. Всех-всех жалко. И бабушку, работающую промоутером, и таджика, заблудившегося в метро, и безногого солдата, и замершую собаку, битый час ждущую хозяина у супермаркета. И даже тетку, которая опаздывает на поезд и просит ее пропустить - даже ее жалко - но я тоже опаздываю на работу, себя мне тоже жалко. Жалость - это такое чувство, которое хочется с треском раздавить, как мокрицу, но не выходит - очень жалко. И времени жалко, и денег, и жизни, которая кажется еще чуть-чуть - и прошла! - а ведь жалко...И детства жалко, с его обостренным чувством социальной несправедливости, когда других детей хотелось убить за то, что они мучали ящериц и стрекоз - за то, что им было не жалко...Но у всех детей в большом городе вместо "жалко" должно вырасти жало, большое и острое, совсем как у взрослых.А у меня есть пока только жалкое жалко, и я не очень похожа на взрослую.